Кнессет на каникулах, депутаты за границей, на улице жара, а газетные полосы пестрят информацией о новых, все более решительных шагах по демократизации Ближнего Востока, в полном соответствии с устремлении лауреата Нобелевской премии мира Барака Хусейна Обамы. При таком наборе исходных данных, среднестатистического израильтянина интересуют два вопроса – сколько придется платить за бесплатное обучение детей и где ближайший пункт получения противогазов. А в это время, вдалеке от глаз слегка разомлевшей от жары и слегка обалдевшей от разгула соседской демократии публики, разворачивается одна из наиболее серьезных и важных дискуссий в истории – и я не преувеличиваю – государства. В ближайшее время на повестку дня парламента должен быть вынесен законопроект о национальном характере Государства Израиль.
История этого законопроекта длинна и занимательна. Мало кто сегодня может поверить в то, что родился он в партии... «Кадима» и поначалу вызывал возражение лишь арабских партий и примкнувшего к ним МЕРЕЦ. Однако вскоре все встало на свои места - каждый занял свою позицию в соответствии с принятой в Израиле расстановкой политических сил: левые – слева, правые – справа, Биньямин Нетаниягу многозначительно молчит, Авигдор Либерман ожидает вердикта суда. Все как всегда.
Однако отличие этой дискуссии от большинства других заключается в том, что она имеет значение не только и не столько в возможной победе одних политиков над другими. Это одна из тех редких дискуссий, которая ценна сама по себе, и хоть и решаться будет как всегда на политическом поле, ее результаты будут иметь значение для каждого из нас. Во всяком случае для тех, кто понимает, что государство – это не только инструмент для распределения бюджетов и взимания налогов.
В изначальной редакции, закон Ави Дихтера предполагал декларацию о том, что государство Израиль является национальным домом еврейского народа, а иврит – единственным государственным языком. Эти, на первый взгляд, весьма невинные дефиниции вызвали яростное негодование. Закон застрял, и сейчас партия «Еврейский дом», весьма вяло, но неотступно возрождает к жизни ту или иную его версию.
Очень просто потеряться в трех соснах и заблудиться в дискуссии о том, правильно или неправильно называть Израиль нашим национальным домом, верно или неверно лишать арабский язык претензий на статус официального.
Но если отвлечься ненадолго от частностей, то становится очевидно, что государство Израиль пришло к той точке, в которой продолжение самоуспокоительной лжи под названием «мы одновременно еврейское и демократическое государство» дальше невозможно. Невозможно, во всяком случае, до тех пор, пока «еврейское» включает в себя квинтэссенцию религиозного и национального. А если исходить из того, что, как я надеюсь, так будет и дальше, то пришла пора ответить себе на вопрос – кто же мы на самом деле.
В последние два десятилетия весы, на одной чаше которых лежит гиря «еврейское», а на второй «демократическое», заметно сдвинулась в сторону демократического. Идеи, которые ранее были уделом маргиналов – смена гимна, изменение флага, предоставление той или иной формы национальной автономии израильским арабам – становится достоянием умов политической и культурной элиты Израиля. Достаточно сказать, что Шамира Имбер, родственница автора «Хатиквы» Нафтали Имбера, была одной из первых, потребовавших «подрихтовать» текст. Вместо «взора на Сион» она предложила «взор к миру», а вместо «бьющаяся еврейская душа» – «бьющаяся человеческая душа». Евреи и Сион – это слишком.
Предложение Дихтера и все ответвления, о которых сейчас говорят, стали попыткой еврейского большинства добиться сохранения и укрепления этих самых прав. «Мы еврейская страна, и пришла пора это утвердить законодательно, пока те, кому еврейство поперек горла, не сделали это до нас», – говорят сторонники закона о национальном доме.
Символика? Семантика? Отнюдь. В демократическом государстве нет и не может быть закона, предоставляющего автоматическое право на гражданство на основании религиозной принадлежности. Абсолютное большинство репатриантов из бывшего СССР абсолютно светские люди, и, тем не менее, право на возвращение мы получили на основе того, что мы евреи (то есть, рождены от еврейской мамы) или являемся родственниками евреев.
Демократическое государство не может мириться с такими нормами получения гражданства. И это только один пример. Девальвация еврейского в пользу демократического приведет к изменению акцентов в школьных программах, да и армейская присяга, которую некоторые подразделения приносят сегодня у Стены плача, сможет рассматриваться как грубое нарушение демократических норм и едва ли не религиозное принуждение. Да и бессмертный конфликт с палестинцами может и должен рассматриваться через эту призму. Демократическое государство не может себе позволить лишать политических прав миллионы людей. Еврейское государство может (а я добавлю, и должно) отстаивать свое право на обладание исторической родиной. Оккупанты или народ, вернувшийся на свою родину. Хеврон – город праотцев или арабский город, где как колючке в заднице (копирайт Нафтали Беннета) поселились 500 евреев? Ничего себе семантика?
Победа сторонников демократического государства неизбежно повлечет за собой перекройку ежегодного календаря. Добавим к Песаху хаг ха-Курбан, а Рамадан объявим месяцем национального поста. Демократия, чего уж там… Символика?
Вопреки демагогии сторонников демократии по-израильски, закон о еврейском характере Израиля, не означает дискриминации арабов. Можно быть за еврейский Израиль и за интеграцию арабов. Можно, как автор этих строк, болеть за иерусалимский «Бейтар» и мечтать о том дне, когда в составе команды будет выступать арабский футболист. Еврейское государство обязано предоставить представителям меньшинств все гражданские права. Но права национальные им придется реализовывать в другом месте.
Дискуссия о характере Израиля – это вопрос нашего будущего. От ответа на этот вопрос зависит, кем будут наши дети в первую очередь – евреями или израильтянами, каким будет это государство еврейским или израильским, останемся мы евреями или превратимся в бесформенную массу, именуемую израильтяне.
Габриэль Вольфсон, журналист ИА «Курсор»